"Маузер", Александринский театр на сцене МХТ им. Чехова 28.03.2022 (отзыв)

Если и есть в России театр, который я полюбила безоговорочно за его спектакли, то это Александринский театр. Все его постановки, что я видела – это прямо в сердце, разочарований не было. Есть, правда, нюанс: театр этот из Санкт-Петербурга. Тем более ценно, когда он приезжает на гастроли в Москву. На этот раз, гастроли оказались достаточно масштабными, но начались они параллельно с ЧМ по фигурному катанию, что ограничило мои возможности по просмотру спектаклей, билетов на «масочные» спектакли уже не было, в общем, как-то так вышло, что пошла я только на «Маузер», и это снова в точку.

Постановка эта страшная, атмосфера просто жуткая, гнетущая, убийственная, и это явно ощущает зал, не исключаю, что именно поэтому многие не выдерживали и уходили. Здесь не так уж много действующих лиц: фактически, судья и жертвы, которых то ли несколько, то ли один человек. Жертвы будто и не люди вовсе, а еще не сформировавшиеся подобия людей, раз за разом повторяющие одно и то же в разных интонациях сами или за безжалостной судьей. Наблюдать за жертвами тяжело: полуобнаженные, с абсолютным отчаянием и безумием в глазах. Важна их поза: рука держит руку, будто они сами сковывают себя цепями, отнимают у себя свободу, и это отчетливо резонирует с безжалостными словами о последнем задании. Жертвы не совсем безнадежны, и в них иногда прорывается что-то человеческое, отчаянное, что усиливается раз за разом страшно, холодно и безразлично задаваемым вопросом, что значит быть человеком – вопросом, на который ни судья, ни кто-то другой не дают истинного ответа. Но все человеческое будто пресекается, убивается одними и теми же словами, повторяемыми то судьей, то подхватываемыми жертвами: словно искореженная молитва, словно бессовестная пропаганда, из чьих-то слов и мыслей становящаяся словами и мыслями жертвы. Безумие жертв сопровождает кровь-свет, кровь-краска, они могут рассмеяться в почти религиозном экстазе, но затем неизбежно смех переходит в стон, а стон – в плачь.

«Маузер» - безнадежная картина, как человека ломают, пусть он сразу предстает почти сломанным, но ломают до конца. Слова судьи, инструктора ужасны в своей бессмысленной жестокости, безразличии и зле. Судья здесь не представляет революцию, не представляет она и партию, но она – всякая безумная и жестокая идея, точнее, апофеоз этой идеи и ее противоположность, когда важен уже не результат, а лишь процесс. Она не зря надевает на себя крест и стоит на фоне креста – ее поведение может быть схоже в чем-то с инквизицией как апофеозом религии и ее грехом, и не проговариваемая, но подразумеваемая коммунистическая идея ничем не лучше, по действию она такая же. Судья здесь для жертвы и исповедник, и прокурор, она и слушает, и говорит, но обвиняет – теми же словами, играя лишь интонациями, убеждая жертву в безусловной виновности, вводя в гипнотический транс постоянными повторениями ее собственных мыслей, выдернутых, вывернутых наизнанку и возвращенных обратно. Она пресекает всякие попытки своей поделки стать человеком вновь, всякие порывы к свободе, все индивидуальное и настоящее. Она оставляет иллюзию выбора, когда его нет, иллюзию долга, где он отсутствует. Многократно повторенная ею ложь начинает казаться правдой. Финал этого спектакля в торжестве идеи и в падении жертвы - не только в смерти, но и в безумии, когда выживание означает потерю разума или вечное притворство, а минимальная личность означает смерть.

Я не уверена, что есть смысл как-то дополнительно проговаривать, в чем идея спектакля: в нем важна его атмосфера, а идея становится очевидной. «Маузер» про насилие, как моральное, так и физическое, неминуемо порождаемое не революцией, но торжеством фанатизма. Речь здесь не идет о том, что революция пожирает своих детей, ведь революции все равно, кого пожирать. Речь лишь о том, что она, как и любое потрясение из-за торжества ложной идеологии, вознесенной на пьедестал, убивает все человеческое как враждебное, все хорошее, все, что может быть счастьем. В этом ее опасность, и поэтому фанатичная идеология никогда не должна существовать и торжествовать.

В небольшом спектакле в скромном наборе образов нашли отражение самые разные вещи: многократное передаваемое повторение как действие пропаганды, крест как близость к религиозному экстазу, жест сдерживания собственной руки как самоограничение свободы. Никаких вычурных и сложных костюмов, но хорошая работа со светом, когда безумный смех жертв выглядит по-настоящему жутко, почти дьявольские улыбки, а сами жертвы будто тонут в крови – своей или чужой. Лаконичное оформление церкви, склепа, либо абсолютного ничего – все это создает невероятную, сложную и болезненную атмосферу, что помогает не столько понять, сколько испытать.

Сложная, вдумчивая, накрывающая с головой постановка, которая загрузит за свой час продолжительности больше, чем иные четырехчасовые спектакли. «Маузер» как символ убийства человека и убийства личности, а глобально – несвободы. Сам спектакль – будто доказательство важности гуманности, свободы, равенства, плюрализма мнений, словом, всего того, чего на сцене нет, и что единственное способно спасти жертву, а, может, и судью.

Состав: Николай Мартон (первая жертва); Елена Немзер (судья); Игорь Волков (инструктор); Дмитрий Бутеев (вторая жертва); Николай Белин, Тимур Акшенцев, Максим Яковлев, Виталий Сазонов, Владимир Маликов (обвиняемые).